Ежегодный прогноз консалтингового агентства “Евразийские Стратегии”

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Время силы
2. Америка: 2020-й и дальше
3. Больше свободы маневра
4. Перспектива «Евразийского концерта»
5. Спазмы европейской безопасности
6. Эпоха техноэкономических блоков
7. Экополитика и политэкология
8. Будущего недостаточно. Главные ожидания от 2020 года

СКАЧАТЬ В PDF

1. Время силы

В нашем пятилетней давности прогнозе мы писали: «Если Россия устоит до 2020 года, если все попытки ее противников не приведут к экономическому коллапсу, хаосу и распаду страны, то можно будет с уверенностью сказать, что доминированию Запада пришел конец. Это значит, что международные отношения официально вступят в новую эру».

Россия устояла, а мир начал переход из одной эпохи в другую – с новой экономикой, с новой политикой, с новым обществом. Пока обозначаются лишь контуры этого мира, однако борьба за контроль над ним уже идёт вовсю. Конкуренты мобилизуют ресурсы, отказываются от приевшихся друзей и сковывающих договоренностей и присматриваются к новым альянсам.

Словами Экклезиаста – наступает время «отказываться от объятий». Нигде примат собственных эгоистических интересов не проявляется так отчётливо, как в Америке Дональда Трампа. Но она в этом смысле отнюдь не одинока. Великобритания Бориса Джонсона спешит освободиться от удушающих объятий Евросоюза. Не в восторге от своих альянсов и Франция Эммануэля Макрона. Монолитного антироссийского Запада, о котором мы говорили пять лет назад, уже нет. На другом краю планеты – Китай, на словах приверженный международным правилам, на деле давно и устремлённо ведёт свою игру. Жёстко напоминают о своем суверенитете Индия, Турция и Иран. Польша и Венгрия, почуяв обветшание европейской конструкции, не боятся покинуть строй.

До самого недавнего времени договориться о переделе мира было невозможно, поскольку стол переговоров не отражал реального соотношения сил. Американцы, написавшие правила игры после окончания «холодной войны», пригласили за стол своих союзников, единственной ролью которых было играть в «мировое общественное мнение».

Во время передела на первый план выступает реальная сила. Право писать новые правила игры можно либо завоевать, либо купить. Претенденты на места за столом новой глобальной игры быстро распадаются на тех, кто готов платить за место игрока, и тех, кто пришел понаблюдать за игрой и примкнуть к победителю. Игра за власть требует ясности: хочешь играть – покажи, чем будешь делать ставки. Одни за свое будущее заплатят деньгами, другие готовы платить кровью.

Расставаться с иллюзиями о том, что «мягкая» сила будто бы способна существовать без силы «жесткой», непросто и даже мучительно. Властелины сложившегося после «холодной войны» мира упорно и долго навязывали мнение о том, что источником стабильности является не баланс сил, а соблюдение написанных ими норм и правил. О том, что «цивилизованные западные демократии» по определению выступают бастионом защиты интересов всего человечества и каждого человека.

Борьба за власть обостряется и внутри стран – будь то Соединенные Штаты, Ев­росоюз, Китай или Россия. Слабеющая транснациональная либеральная финан­совая элита стремится помешать усиле­нию элит национально ориентированных, готовящихся поделить мир заново. Лиде­рам, взявшим на себя ответственность за новые правила игры, – Трампу, Си, Пути­ну, Моди, Эрдогану, – придется несладко. Вызовом для них станут не только войны элитных кланов, но и разобщенность об­щества.

В то же время во многих странах у вла­сти оказались люди, не имевшие реально­го опыта борьбы за власть. Поколение по­литиков, получивших власть «бесплатно», вынесенных наверх кулуарными догово­ренностями, пока их народам было «все равно», воплощает новый тип власти – без личной ответственности, прячущейся за правила и циркуляры, почти открыто не­навидящей «улицу» и не способной её слы­шать и понимать. Оставшись один на один с озлобленным прекариатом, усиленным технологиями социальных сетей, эта не заслужившая доверия власть все чаще об­наруживает свою недоговороспособность.

На фоне шаткой предкризисной экономики и правительственных попыток выжать из граждан последние накопления почти всюду: от Сантьяго до Парижа, от Гонконга до Барселоны – очевиден кризис института «постсовременной» власти. И в каждой из стран вопрос о власти будет вопросом о реальной силе: в ближайшие годы будет ясно, где власть будет способна показать видение, выдержку и лидерство, а где – будет дожидаться своего конца за стеной обесцененных слов.

В мире, вновь заговорившем на языке силы, голос России слышен особенно хорошо и тем, кто ее ненавидит, и тем, кто ей симпатизирует. Она не обещает того, что не может, и неизменно выполняет обещанное.

2. Америка: 2020-й и дальше

2020 год будет переломным для США и всего мира. Грядущие выборы – Президен­та и Конгресса – во многом зададут Амери­ке вектор движения на последующие деся­тилетия.

Соединенные Штаты встречают 2020 год в состоянии глубокой внутренней разделен­ности. С экономической точки зрения это конфликт двух разных Америк, живущих на одной территории – Америки как финансо­вого центра, распределителя мировых денег, и Америки индустриальной, которой этих де­нег достается всё меньше. Последняя – на про­тяжении последних двадцати лет – неуклонно теряла свои позиции, а благополучие амери­канской «глубинки» стало явлением прошло­го, а не настоящего или тем более будущего.

Ослабли и зашатались столпы, на которых держалась американская исключительность. Переток денег из индустриальной экономи­ки в финансовую сферу привел к стагнации доходов большой части населения. Тот факт, что дети впервые в истории страны живут хуже родителей, ударил по притягательности образа «американской мечты». Потоки им­мигрантов, особенно из Латинской Америки и Азии, больше не перерождаются в «пла­вильном котле» в нормальных американцев, а образуют этнические анклавы, настаиваю­щие на особом к себе отношении.

Как и во время гражданской войны XIX века, конфликт двух экономических моде­лей привел к мировоззренческому и политическому расколу элит. Американские по­бережья с их экономикой, обслуживающей финансово-технологические компании, и внутренняя часть страны с ее индустрией и агробизнесом живут по разным понятиям и голосуют за разные партии. Государственные органы и суды стали площадками для откры­той политической борьбы Республиканцев и Демократов. Для тех и других идея верности традициям «честной игры» тускнеет в срав­нении с рисками потери власти и доходов.

Американский истеблишмент, оказавший­ся после окончания «холодной войны» без иде­ологических и экономических конкурентов, закостенел и… деградировал. Мир, который он годами выстраивал, с приходом Трампа те­ряет управляемость. Революция социальных сетей привела к значительной потере инстру­ментов его влияния на население, особенно молодое. Аудитория контролируемых финан­совой элитой традиционных средств массо­вой информации – газет и телевидения, – как и доверие к ним, неуклонно сжимается.

Кризис истеблишмента усугубляется кри­зисом Демократической партии. Проиграв Трампу, ее стареющая «клинтонистская» верхушка отказалась признать поражение и сделала все, чтобы удержать контроль. Вме­сто честного «разбора полетов» и смены поколений Демократическая партия увязла в борьбе за власть и финансовые потоки. Разо­чарованная в лидерах молодежь Демократов стремительно левеет. Но квази-социалисти­ческие лозунги и видение зеленой экономи­ки, взятые на вооружение левым крылом, звучат слишком радикально не только для массы американских избирателей, но и для большинства самих Демократов. В результа­те к предварительным выборам, начинаю­щимся в феврале 2020 года, Демократы при­ходят без понятной большинству программы, и без кандидатов, способных мобилизовать партию на выборы.

Единственное, что объединяет Демо­кратов сегодня, – болезненная неприязнь к Трампу. Отсюда и расследование «русского следа» в выборах 2016 года, и процедура им­пичмента. По мнению лидеров Демократов, если антитрампизм сработал на промежуточ­ных выборах в Конгресс, почему бы не поста­вить на ту же карту еще раз.

На другой стороне – Республиканцы, обо­зленные импичментом, представляющие силу, готовую к борьбе за власть как никогда раньше. Трамп, при всем его спорном талан­те администратора, показал себя отличным политиком, чувствующим запросы своих из­бирателей и выполняющим свои предвыбор­ные обещания.

Основными факторами неопределенно­сти, влияющими на результат президентских выборов 2020 года, являются (1) состояние экономики и (2) способность Демократи­ческой партии сохранить единство и моби­лизовать электоральную базу. Состояние экономики и, как следствие, степень удов­летворенности населения своим положе­нием всегда являлись ключевым фактором, определяющим шансы правящей партии остаться у власти. Американская экономика уже несколько месяцев находится на грани рецессии, а администрация Трампа предпри­нимает все меры к тому, чтобы снизить став­ку рефинансирования и поддержать рост и финансовые рынки.

На фоне Республиканского электората, на 85% готового вновь голосовать за Трампа, и очевидной консолидации Республиканцев в Конгрессе и Сенате против импичмента, раз­дробленность Демократов и отсутствие в их среде явных лидеров в гонке за номинацию ставит вопрос о способности Демпартии по­бороться за Белый дом. Появление популяр­ного лидера на их стороне, сумеющего вдохновить партийных активистов на местах, да еще и с политической программой, впитав­шей чаяния широких слоев американцев, развернёт предвыборную динамику. Однако пока ни один из кандидатов: Сандерс, Уор­рен, Бутиджидж, Блумберг, Байден – не го­дятся на эту роль.

Отсюда – следующие сценарии президент­ских выборов в США.

1. Отсутствие выраженной рецессии в экономике к началу выборов, в сочетании с неспособностью Демпартии консолидиро­ваться вокруг своего кандидата и програм­мы, оставляют Трампа в Белом доме. Такой прогноз отражает текущую ситуацию, в кото­рой опросы показывают, что большинство – не только Республиканцы, но и Демокра­ты, – считают, что Трамп останется у власти.

2. В случае успешной мобилизации Де­мократов вокруг своего кандидата, при бла­гоприятной экономической ситуации, шан­сы Республиканцев удержать президентство все равно превышают шансы Демократов его отвоевать. Республиканцы хорошо организованы и мотивированы. Исторический опыт показывает, что на президента у власти рабо­тает инерция независимого внепартийного электората, обычно голосующего своими ко­шельками. Чтобы победить, кандидат от Де­мократов должен быть уникально сильным и везучим.

3. Примерно того же результата можно ожидать в случае, если экономика к выборам даст серьезный сбой, но Демократическая партия не сумеет консолидироваться. Недо­статочно просто выставить победившего на партийных праймериз кандидата. Велика вероятность, что в случае выдвижения центри­ста, как это произошло с Хиллари Клинтон, левая молодежь в день выборов останется дома. И наоборот. А в это время Трамп будет громко обвинять финансистов из ФРС в том, что они мало сделали для предотвращения рецессии. И Республиканский электорат по­верит.

4. Только в случае экономического спада, с одной стороны, и консолидации партии – с другой, Демократы обретают ре­альный шанс вернуть себе президентство. Только тогда есть перспектива того, что волна недовольства Трампом наложится на волну желания перемен в курсе страны. Потенциал для такой волны в американском обществе есть. Но это потребует появления у Демпар­тии харизматического кандидата, програм­ма которого отзовётся у независимых и даже у части Республиканцев. Появится ли такой кандидат будет яснее к концу марта.

Как мы видим, во втором и третьем сценариях, при прочих равных, победа или поражение будут зависеть от уровня мотивации Республиканцев и силы кандидата Демократов. На сегодняшний день экономика США держится неплохо, процесс импичмента лишь сплачивает Республиканский электорат, а Демократы глубже погружаются в междоусобную войну, с новыми лицами, но без внятной программы и убедительных ли­деров.

Сохранение Трампом президентства, кро­ме ситуации, в которой Демократы заберут себе обе палаты Конгресса, что при победе Трампа весьма маловероятно, ознаменует ускорение развала глобальной экономиче­ской и политической системы, построенной вокруг США, и ускорение передела мира.

В случае победы кандидата от Демокра­тов, Республиканцы, которые с большой ве­роятностью удержат Сенат, припомнят ему все издевательства над Трампом таким же саботажем, а обозленный Республиканский электорат их в этом всемерно поддержит. С новым лидером американский истеблиш­мент попытается, насколько возможно, вос­становить свои позиции на международной арене, но возвращение к единому антирос­сийскому фронту образца 2014 года малове­роятно.

Кто бы ни пришел к власти на выборах 2020 года, внутренний конфликт элит и па­ралич американской политической системы будет продолжаться еще 8-10 лет, до того времени, когда к руководству страны при­дет следующее поколение элит. Для этих лю­дей, выросших после «холодной войны», уже не Россия, а Китай станет проблемой номер один.

3. Больше свободы маневра

Членство в НАТО и ЕС не гарантирует стра­нам-участницам отсутствие противоречий и взаимных претензий. Главным возмутителем спокойствия в Альянсе является Турция, развивающая вопреки США во­енно-техническую кооперацию с Росси­ей и проводящая самостоятельную по­литику на Ближнем Востоке. В этой связи в 2020 году две турецкие базы НАТО оста­нутся объектами двухстороннего торга.

Помимо НАТО значительные противоре­чия накопились между Турцией и Евросою­зом. В этом контексте следует отметить вновь обретенную Анкарой функцию «накопителя беженцев» на границе с «единой Европой» и новую актуализацию проблемы Кипра из-за чрезмерной активности Турции на кипрском шельфе.

Не менее противоречиво развиваются и американо-египетские отношения. На одной чаше весов оказываются особый статус «со­юзника вне НАТО» и ежегодная помощь ВПК и военному образованию Египта в 1,3 млрд долл. и торговля, где США – второй после КНР торговый партнер Египта. На другой чаше раздражителями выступают военно-техни­ческое сотрудничество Каира с Москвой и расхождения вокруг проблем соблюдения прав человека. Значительная часть египет­ской элиты считает поведение США во время «арабской весны» предательством стратеги­ческого союзничества.

Стремление Каира играть роль регионального газового хаба в сотрудничестве с ЕС в це­лом и Грецией и Кипром в част­ности вступает в противоречие с турецкими интересами. В этой связи вероятной зоной напряже­ния в 2020 году станет греко-ту­рецко-египетский «газовый тре­угольник».

Саудовская Аравия связана с США общностью интересов про­тив Ирана, военно-техническим сотрудничеством и технологи­ческой кооперацией. Вашинг­тон готов закрывать глаза на значительные отступления Ко­ролевства от продвигаемых им по всему миру «правозащитных стандартов». В то же время на­лицо и нарастающие противо­речия в экономике. Растущие объемы добычи углеводородов в США посте­пенно делают их конкурентами КСА.

В 2020 году забурлит европейский восток. Польша продолжит пугать западных соседей восточным и наращивать двустороннюю во­енную и энергетическую кооперацию с США. При этом актуализируется спор с Германией за лидерство на востоке Европы. Варшава со­лидаризируется с Вашингтоном и Лондоном в отношении «троеморья», тогда как Берлин и Париж попытаются строить через него мо­сты. Разделяют Польшу и «старую Европу» вопросы миграционной политики и форси­рованное внедрение со стороны Брюсселя стандартов толерантности.

По этим вопросам у Варшавы могут по­явиться ситуативные союзники в лице Бра­тиславы и Будапешта. При этом Венгрия го­това идти дальше, развивая экономическую кооперацию с Россией. В 2021 году «Росатом» начнет строительство АЭС «Пакш-2», что венгерский премьер Виктор Орбан будет по­давать своему избирателю как свою победу.

Еще больше проблем с мигрантами – у Гре­ции. К тому же во всех ее спорах с Турцией НАТО сохраняет нейтралитет, что вызывает открытое недовольство Афин.

В контексте эрозии европейского един­ства следует воспринимать и политиче­ские амбиции Франции и лично президен­та Эммануэля Макрона. Он уже обозначил свою критическую позицию в отношении эффективности НАТО и необходимости выстраивать европейскую безопасность с рос­сийским участием. Не соглашаясь, кроме Вашингтона, еще и с Берлином, Париж будет стремиться к наращиванию связей с Росси­ей за рамками строительства газопроводов (на которых готова остановиться нынешняя Германия). Если самостоятельность евро­пейской внешней политики будет нарастать – а шансы на это больше в случае победы Трампа на выборах, – именно роль Макрона станет ведущей.

Россия в 2020 году в своих отношениях с «непослушными» будет противопоставлять свой образ продюсера суверенитетов американскому доминированию. Москве не нужно переманивать чужих союзников: ей доста­точно того, что в традиционных альянсах возрастает их степень свободы. В то же время Россия и сама сталкивается с тем же типом поведения со стороны собственных союзни­ков.

4. Перспектива «Евразийского концерта»

В 2020 году все ключевые игроки в Боль­шой Евразии будут вовлечены в разреше­ние двух геополитических «пазлов». Пер­вый – это реагирование на американское присутствие на континенте. Несмотря на значительное снижение влияния США и серию чувствительных неудач, начи­ная с Афганистана и Ирака и заканчивая Сирией, Вашингтон, тем не менее, будет стремиться к сдерживанию потенциаль­ных соперников, недопущению консоли­дации Евразии без контроля и участия со своей стороны.

При этом в будущем он, видимо, станет жестче противостоять не только своим тра­диционным конкурентам: Иран, Россия, Китай и в меньшей степени Индия – но и союзникам, прежде всего Турции. При­нятие резолюций двух палат Конгресса по признанию геноцида армян (октябрь и де­кабрь 2019 года) делает отношения Анка­ры и Вашингтона намного более непред­сказуемыми. Исключительно острый, но скоротечный кризис между США и Ираном, вызванный убийством генерала Касема Су­леймани, подтвердил тезис нашего прошло­годнего прогноза о «фестивале провокаций» – нарастание силовых акций необязательно служит прелюдией к большой войне. Пра­вительства, в том числе иранское и амери­канское, продолжают оттачивать умение балансировать на грани вооруженного кон­фликта, что, разумеется, не делает это ба­лансирование менее рискованным.

Будут отрабатываться и новые формы санкционного давления на Тегеран, Пекин, Москву, которые пока кажутся Вашингтону оправданными мерами в отношении к тем, кто бросил вызов американской гегемонии. Парламентские выборы в Иране в 2020 году, как и кризис в Гонконге для Китая, станут значимыми внутриполитическими испыта­ниями, которые США будут стремиться ос­ложнить. В случае успеха Дональда Трампа на выборах не исключены попытки обнов­ленной администрации, получившей большую легитимность, сыграть на противоре­чиях между Китаем и Россией. В этой связи высока вероятность «предложений» Пекину и Москве, которые будут сочетаться с давле­нием на обоих партнеров. Но до окончания президентских выборов значительных из­менений по отношению к ключевым евра­зийским игрокам со стороны Вашингтона не произойдет.

Второй «пазл» представляет собой ком­плекс отношений самих евразийских игро­ков друг с другом. На первый взгляд, их объединяет два принципиальных интереса: стремление укрепить собственный суве­ренитет и самостоятельность на междуна­родной арене и неприятие американского доминирования. Это дает основание для по­явления «евразийского концерта», ориенти­рованного на формирование инклюзивной, а не блоковой системы безопасности, в ко­торой сами страны континента, не прибе­гая к помощи заокеанского балансира, мог­ли бы решать возникающие кризисы.

Однако между ведущими странами Ев­разии очевидны противоречия. Так, имея общую цель замирения Сирии, Иран, Тур­ция и Россия по-разному выстраивают стратегию и тактику решения этой задачи. Если для Москвы главным вызовом оста­ется радикальный джихадизм, то для Тур­ции – образование независимого Курди­стана или появление еще одного де-факто государства вблизи собственных границ. Несмотря на членство в Шанхайской орга­низации сотрудничества, три евразийских гиганта – Китай, Индия и Пакистан – уже многие годы не находят компромисса по кашмирской проблеме. Дели и Исламабад будут оставаться заложниками внутрипо­литических процессов на спорной терри­тории – и именно эта зависимость дает не­государственным игрокам значительный рычаг в их отношениях с крупнейшими державами.

В 2020 году сирийское примирение, кризис на Корейском полуострове и урегулирование в Кашмире станут главными тестами на возможность сближения позиций ключевых евразийских игроков. Именно на этих направлениях велика вероятность кризисов и обострений. Даже установление эффективного modus vivendi и качественного конфликтного менеджмента будет считаться серьезным успехом, без которого продвижение к «евразийскому концерту» так и останется идеей.

Россия, заинтересованная в стабилизации обстановки вдоль всего периметра ее границ, в 2020 году будет воздерживаться от «окончательного выбора» между евразийскими партнерами, вовлеченными в конфликты друг с другом. Укрепляя репутацию эффективного посредника, не склонного к простым решениям, Россия с большей вероятностью достигнет статуса главного центра политической гравитации в Большой Евразии.

5. Спазмы европейской безопасности

Европейская повестка дня в 2020 году не обещает крутых поворотов. Центральным приоритетом по-прежнему останется уре­гулирование вооруженного конфликта в Донбассе. Этот сюжет подчеркнет общие проблемы европейской безопасности и роль России в ее обеспечении. В какой фор­ме страны НАТО готовы к участию Москвы в укреплении стабильности в Европе?

При ответе на этот вопрос главный сю­жет – нервные спазмы коллективного Запада перед лицом мнимого «российского ревизи­онизма». Расширение Североатлантического альянса не снимается с повестки дня. Повест­ку дня НАТО фактически захватили государ­ства Прибалтики и Польша. Они же оказы­вают серьезное воздействие на политику Европейского Союза, делая ее в отношении России несбалансированной и лишенной важных нюансов. Именно они выступают основными лоббистами укрепления амери­канского присутствия в Европе. И получают довольно слабые возражения со стороны ста­рожилов ЕС.

Вместе с тем очевидно стремление США к «оптимизации» НАТО и перераспределению финансовой ответственности за Альянс с ев­ропейскими партнерами. Альянс демонстри­рует низкую эффективность. Вопреки много­численным декларациям Грузия и Украина не имеют шансов на вступление в НАТО, что с годами будет укреплять евроскептицизм в обеих странах. Запад опасается втягиваться в более глубокую конфронтацию с Россией из-за двух постсоветских республик. Невели­ки шансы и на смыкание натовского кольца на Балканах, препонами чему станут Босния и Герцеговина, а также Сербия.

Поэтому вероятность конкретных со­вместных политических решений между коллективным Западом и Россией по евро­пейской безопасности в 2020 году сравни­тельно низка. Нет оснований думать, что страны «новой Европы» поддержат в отно­шении России инициативы вроде тех, что выдвинул французский лидер. Более того, даже представители Франции – и потен­циально ФРГ, Италии – будут выступать за вовлечение России при условии ее уступок по Донбассу, а также её отдаления от Китая. Но даже при таком сценарии развития нет никаких гарантий снятия антироссийских санкций. Сближение европейских столиц с Москвой не получит и поддержку со стороны США, которые, как минимум, отложат возможные «сделки» до 2021 года. Нет гарантий и от того, что в случае уступок по Донбассу не будет актуализирован вопрос о статусе Крыма, сворачивании миротворческой миссии в Приднестровье или признании Россией абхазской и югоосетинской независимости.

Ситуация с новыми инициативами Макрона показала, что даже склонные к нормализации отношений с Россией европейские политики воспринимают такой сценарий как «билет в один конец». Символична в этом отношении неготовность французского лидера к принятию предложения российского президента Владимира Путина относительно моратория на размещение РСМД. Скорее всего инициативы Москвы в 2020 году не будут приняты представителями западных стран благосклонно. Алгоритм практического взаимодействия будет подменяться риторикой про полезность диалога. Для Москвы основной задачей 2020 года на европейском направлении станет поддержание самого формата диалога, но без односторонних уступок и обещаний. Российская «сдержанность» и последовательность помогут Западу перейти к более содержательным предложениям, не сводимым к нормализации как к самоцели.

6. Эпоха технологических блоков

В мире начался процесс формирования альянсов для конкуренции в новом тех­нологическом цикле. Эти альянсы можно назвать техноэкономическими блоками, поскольку в их основе лежат конкуриру­ющие технологические платформы – со­вокупность разработанных на нацио­нальном уровне передовых технологий (когнитивных, вычислительных, переда­чи и шифрования данных и др.) и постро­енных на их базе инструментов (поиско­виков, мессенджеров, социальных сетей, суперкомпьютеров) – базирующаяся на национальной инженерно-технологиче­ской школе. В конкуренции нескольких национальных технологических реше­ний и связанных с ними экономических и социальных моделей может родиться общество, оптимально адаптированное к будущему технологическому укладу и которое получит шанс распространить свою модель на весь остальной мир, как это не раз бывало в прошлом.

Обязательными атрибутами конкурент­ного техноэкономического блока являются контролируемый им значительный сегмент мирового рынка, собственная валютная зона с эмиссионным центром, собственная модель развития, а также набор ресурсов, технологий и научных компетенций, по­зволяющий блоку быть независимым от других, по крайней мере в таких областях, как оборона и суверенная критическая ин­фраструктура.

Первый такой техноэкономический блок складывается вокруг Соединенных Штатов на базе англосаксонского мира – Канады, Великобритании, Австралии, Новой Зеландии – и наверняка вберёт в себя уже такие тес­но экономически интегрированные с ними  страны, как Мексика. Америка Трампа уже ведет политику «огораживания» своей эко­номической вотчины, используя свое привилегированное положение в мировой системе для создания себе наилучших условий. Эта единственная подлинно глобальная плат­форма базируется на историческом отрыве технологических компаний Кремниевой до­лины от всего остального мира, катализиро­ванном передовыми разработками DARPA, и сохраняет свои позиции за счет поддержки своих глобальных корпораций, имеющих неограниченный доступ к большим данным своих пользователей, и опережающих тем­пов рыночного внедрения инноваций.

Очевидно, что еще один техноэкономиче­ский блок соберётся вокруг Китая, который систематически расширяет круг своих сосе­дей, привязанных к китайской экономике финансами и инфраструктурой. Китайская модель построена на принципах абсолют­ной самодостаточности, располагает досту­пом к гигантским и во многом закрытым для конкурентов рынкам потребителей тех­нологий и пользовательских данных. Буду­чи «моделью догоняющего развития», она концентрируется на трансфере и импорте знаний и технологий, а на международной арене – руководствуется принципами «пар­тийного контроля» за деятельностью своих цифровых компаний.

Российская платформа – самая малая и уязвимая из трех – опирается на внутренний рынок и государственные инвестиции. Она ориентирована на военно-промышленный комплекс, высокоразвитую инженерно-ма­тематическую школу при существенном отставании рыночного внедрения (коммер­циализации) инноваций. В условиях дата-центричного мира сравнительно малочис­ленной по населению России имеет смысл стремиться к расширению доступа к поль­зовательским данным других стран. Естественными партнерами Москвы являются государства ЕАЭС, отдельные государства постсоветского пространства (Азербайджан, Узбекистан, Таджикистан, Молдова) и Европейский Союз, который может стать стратегическим партнером в деле создания «единой цифровой Евразии от Атлантики до Владивостока». Цифровая повестка дня может помочь перезагрузить отношения России и ЕС, поставив их в новый контекст развития и инноваций.

Знаменательно, что граница между бло­ками именно технологическая. В эпоху общего цифрового пространства она прохо­дит по границам влияния конкурирующих технологических платформ критической инфраструктуры, которые правительства контролируют на национальном или бло­ковом уровне. Допустить чужаков в свою суверенную инфраструктуру невозможно по соображениям национальной безопасно­сти. Именно поэтому китайская компания Huawei не сможет построить сети 5G в США, а ее американские конкуренты не смогут развиваться в Китае. Можно констатиро­вать, что уже на ранних этапах формиро­вания техноэкономических блоков сложи­лась дуополия технологических платформ – Facebook и WeChat, Amazon и Alibaba, Cisco и Huawei и другие, а сами блоки зачищают­ся от присутствия компаний, являющихся выходцами из стран-конкурентов.

Как и при прежних технологических ре­волюциях, появление новых технологий трансформирует нормативно-правовой уклад национальной и международной жиз­ни. Новые технологии множат не только возможности, но и риски, порождая у граж­дан и государств стойкое чувство уязвимо­сти. Невозможность достоверно определить факт информационного вмешательства во внутренние дела или установить наличие агрессивных намерений размывают грани­цы casus belli и снижают уровень доверия между государствами, повышая вероят­ность международного конфликта. Новые феномены не получают своевременного отражения в национальном и тем более международном праве и толкают международную систе­му к анархии.

В ответ на риски цифрового развития возникает контрна­ступление старых «аналоговых» подходов на новые «цифровые» феномены. Государства Запа­да запрещают выпуск и оборот криптовалют, начинают огра­ничивать использование тех­нологий распознавания лиц, усиливать государственный контроль за деятельностью цифровых корпораций. На меж­дународной арене этот прин­цип проявляется в призывах к «цифровому Вестфальскому миру»: стремлении использо­вать классическое международное право для кодификации новой реальности, регу­лировать киберпространство с помощью за­конов, определяющих межгосударственные отношения в «физических» средах. Очевид­но, что и на международном уровне разви­тие цифровой повестки дня будет энергич­но сдерживаться. Такой подход в будущем приведет к инициативам под благовидным предлогом ограничить клуб государств, имеющих право развивать отдельные виды передовых технологий.

Перед Россией, как и перед другими стра­нами, претендующими на суверенитет, но не имеющими критической массы собствен­ного рынка или других обязательных атри­бутов техноэкономического блока: Евросо­юзом, Японией, Бразилией, Индией – встает стратегическая дилемма. Для того чтобы со­хранить конкурентоспособность, им нужно либо примыкать к формирующимся блокам, либо укреплять свои.

Нормативная основа работы здесь – выра­ботка единых технологических и правовых стандартов хранения, передачи и оборота данных, порядка разметки больших данных, совместимых криптоалгоритмов, а политэ­кономическая – в продвижении российских цифровых продуктов на внешних рынках: единые стандарты проще развивать в рам­ках единой аппаратно-программной среды. К тому же в цифровом мире экспорт цифро­вых технологий в области кибербезопасно­сти, электронного правительства, как и при экспорте вооружений, содействует форми­рованию новых устойчивых экономических и политических альянсов даже в тех случаях, когда это представляется маловероятным на базе аналоговых технологий.

Борьба суверенных технологических плат­форм за рынки будет нарастать и обострять­ся. И России предстоит кратно наращивать свои усилия. На идеологическом уровне рос­сийское экспортное предложение выглядит исключительно конкурентоспособно: раз­рабатывая свои продукты на базе открытого кода или предоставляя потребителям их ис­ходный код, российские компании де-факто отказываются от внедрения в свои продукты «незадекларированных возможностей» и тем самым способствуют «экспорту технологиче­ского суверенитета», защищая критическую инфраструктуру государств-реципиентов от проникновения третьих стран. Формиро­вание единой цифровой Евразии на прием­лемых для Москвы принципах может стать долгосрочным трендом развития новой ар­хитектуры полицентричного мира.

7. Экополитика и политэкология

В 2019 году дискуссии об окружающей сре­де выплеснулись на первый план большой политической сцены. Эмоциональная речь 16-летней активистки Греты Тунберг в ООН поставила под вопрос прошлые достижения руководителей государств в борьбе с гло­бальным потеплением. Экологическая по­вестка дня обрела новое измерение. Поиск оптимальной стратегии по защите окружа­ющей среды дополнился эмоциональным протестом, апеллирующим к чувствам, а не к цифрам. На его стороне – «революционное» экологическое самосознание, юношеский максимализм и бескомпромиссность.

Проблемы экологии заслуживают серьез­нейшего внимания и требуют предметного обсуждения. Если мы непоправимо разру­шим среду собственного обитания, реше­ния всех остальных проблем перестанут иметь смысл. Количество природных ката­строф и стихийных бедствий продолжает нарастать. Природные катаклизмы несут в себе непосредственную угрозу для жизни целых народов, заставляя массы людей по­кидать свои дома. 80% всех перемещений приходится на Азиатско-Тихоокеанский ре­гион, почти 90% экологических миграций связаны с климатическими факторами, преимущественно наводнениями и ураганами. Сложился феномен «экологических беженцев» или «экологических мигрантов». Остро встают проблемы недо­статка пресной воды и эрозии почв. От изменения климата больше всего страдает населе­ние наименее развитых стран мира. Экологическая миграция еще более усугубит миграцион­ный тренд Юг – Север, усилит столкновения за ресурсы и воз­можности социального и эко­номического развития.

Между тем, нагнетаемая ис­терика вокруг глобального поте­пления становится благодатной почвой для крупного бизнеса. Давление на общественное мнение со стороны радикаль­ных эко-активистов искусно ис­пользуется для блокирования инвестицион­ных потоков в якобы «грязные» индустрии добычи и переработки невозобновляемых природных ресурсов. За этой инициативой кроется стремление перенаправить деньги из реальной экономики в технологические компании, чтобы сохранить пузырь на рын­ке хай-тека. Ряд стран ЕС также использует экологическую проблематику как ширму для обновленной стратегии протекционизма.

Политики тоже откликаются на спрос на экологическую проблематику. «Зеленые» партии в европейских странах набирают популярность – статистика демонстрирует высокий уровень их поддержки, особенно среди молодых людей крупных европейских городов. В Германии на фоне электораль­ных успехов местных «экологов» эксперты не без тревоги рассуждают о перспективах появления «зеленого канцлера» в 2021 году.

Возможно, что в недалеком будущем всплеск политической и медийной актив­ности заставит Россию публично опреде­литься со своей позицией, тем более что в сфере сохранения окружающей среды Рос­сия может играть активную и позитивную роль. Нельзя забывать о потенциальных по­следствиях сокращения зоны вечной мерз­лоты для созданной в России инфраструк­туры газовых и нефтяных трубопроводов. Расходы на ее поддержание в этом случае могут стать астрономическими.

До сих пор, вся экологическая повестка дня была форматирована Западом под свои интересы. Часто она служила проталкива­нию на глобальный рынок технологий сво­их корпораций, как это было с кампанией об озоновых дырах. Несмотря на свой оче­видный вклад в «озеленение» экономики, Запад предлагает остальному миру, вклю­чая своих конкурентов, пойти по пути сдер­живания индустриального развития.

Однако реальный путь к решению гло­бальной экологической проблемы лежит через ускорение инвестиций в технологи­ческий прогресс, а не через искусственное ограничение темпов роста. Такое ускоре­ние позволит создать и повсеместно вне­дрить, на первом этапе, природобезопас­ные, а в перспективе и природоподобные технологии. Страна, которая сможет это сделать, получит беспрецедентный скачок в конкурентоспособности и производитель­ности труда.­

8. Будущего недостаточно. Главные ожидания от 2020 года

Мы привыкли к тому, что неопределенность международных процессов усиливается. Впро­чем, одновременно снижается и катастрофич­ность изменений. И хотя общая медийная картина становится более нервозной, люди продолжают жить в сытом и относительно без­опасном мире. Падает бедность, растут доходы населения, снижается число жертв военных конфликтов. В мире в целом происходят не только спонтанные негативные изменения, но неожиданные, хотя и глубоко закономерные, позитивные.

Наш прогноз выделяет семь ключевых трендов наступающего года.

Во-первых, в рамках либерального между­народного порядка продолжится инфляция власти и поддерживающих её либеральных институтов. Сложившийся по итогам «хо­лодной войны» баланс сил, когда многим из нынешних ведущих лиц этого мирового порядка власть досталась бесплатно – без воен­ной победы и существенных жертв с их сторо­ны, – начинает ветшать и осыпаться. Новые правила игры, в которых реальная власть, то есть власть, подкрепленная материальными ресурсами, амбициями и готовностью при­менять силу для защиты собственных интере­сов, стимулируют новый круг гонки великих держав за лучшее место в XXI веке. Измере­ния этого соперничества: военное, политиче­ское, экономическое, технологическое.

По существу, Россия дождалась момента, когда сильные стороны ее стратегии оказа­лись востребованы, а «мягкая сила» стано­вится все более эфемерным конструктом. Вероятный в среднесрочной перспективе масштабный экономический кризис может окончательно завершить эпоху деривативов, в том числе политических.

Второй ключевой международной тенден­цией является укрепляющийся популизм. Есть существенные основания считать, что на выборах президента США в 2020 году по­беду вновь одержит действующий президент Дональд Трамп. Демократы дезорганизованы и пока не могут предложить убедительной платформы для оппонирования президенту. Ведущие кандидаты от Демократов не моло­же, а старше Трампа и застряли в той же колее либерального мейнстрима. Если Демократы не смогут предложить молодого, энергично­го и убедительного кандидата в ответ на вы­зов Трампа и если экономический кризис не начнется на горизонте ближайших 9 месяцев, высока вероятность того, что Дональд Трамп усидит в кресле президента США.

Третьей ключевой тенденцией становится усиливающаяся суверенизация международ­ных отношений. Все большее число стран де­лают выбор против классических альянсов и многосторонних обязательств. Разрыхление одних институтов будет вести к усилению других. Перечень стран, которые проявили непослушание и нарушили союзническую солидарность ради свободы маневра или уси­ления позиций, продолжает расти. Это США, Турция, Саудовская Аравия, Египет, Узбе­кистан, Великобритания, Венгрия, Польша, Франция, Италия… список можно продол­жать. Вероятно, он будет увеличиваться и в будущем году.

Для многих из этих стран Россия являет­ся значимой альтернативой, в том числе как партнер в деле укрепления суверенитета. Россия протягивает руку помощи всем стре­мящимся к субъектности в международных отношениях странам: как это происходит с поставками С-400 в Турцию или расширени­ем сотрудничества в сельскохозяйственном экспорте с Египтом, созданием атомной элек­тростанции в Венгрии, усилением политиче­ских позиций Франции и Италии в Европе.

Четвертой ключевой тенденцией является консолидация Большой Евразии, где Россия выстраивает инфраструктуру взаимозависи­мости в сферах безопасности и экономики. Долгосрочной задачей России является не создание альтернативного западному блока, а возникновение условий, которые предот­вратят крупный конфликт в Евразии, обеспе­чат ее стабильность, создадут единый рынок и в перспективе помогут наладить альтерна­тивную финансовую систему. Вызовом для этого процесса является то, что ключевые игроки Евразии: Китай, Индия, Иран, Турция, хотя и имеют перечень общих интересов, но по многим вопросам соперничают друг с дру­гом. Здесь очевиден запрос на лидерство в общеевразийских процессах, а это лидерство не может существовать без привлекательной концептуальной модели. От того, будет ли способна Россия выработать эту модель, за­висит результативность эксперимента по соз­данию большого «Евразийского концерта».

Пятым ключевым процессом является про­должающаяся эрозия европейской безопас­ности, у которой несколько причин. С одной стороны, возросшие аппетиты стран Восточ­ной Европы, которые, пользуясь украинским кризисом как предлогом, стремятся вовлечь США в гонку вооружений в регионе. С дру­гой стороны, возникающее у элит Западной Европы понимание необходимости стратеги­ческой автономии от Вашингтона, который ведет себя все более непоследовательно. С творческими инициативами в последние ме­сяцы 2019 года выступил президент Франции Эммануэль Макрон, который предложил фор­мировать новое европейское партнерство с участием России. Однако украинский кризис сдерживает инициативы Макрона, фактиче­ски накладывает ограничения на независи­мость Франции. Эти инициативы также не встречают полного понимания у французской бюрократии, которая пока не убеждена, что у этой линии будет системное продолжение.

Россия склоняется к тому, чтобы принять подачу Франции и вновь поставить вопрос о создании инклюзивного режима безопасно­сти в Европе. Однако многое будет зависеть от того, насколько Макрон сумеет закрепить свою роль подлинного лидера европейских процессов.

Шестым ключевым трендом является на­растающая конкуренция техноэкономиче­ских платформ. Соединенные Штаты, Китай, Европейский Союз и Россия находятся в по­иске новых параметров цифрового суверени­тета. Большинство из них бьётся над одной и той же головоломкой: возможно ли выжить в цифровом мире аналоговой державе и что будет, если опоздать с темпами внутренних перемен. У каждой из сторон есть свои кон­курентные преимущества, но задача в том, чтобы выработать стратегию, которая по­зволит распорядиться ими оптимальным об­разом. Именно это поле окажется ключевым с точки зрения определения баланса сил в XХI веке, и Россия фокусирует свои усилия, чтобы ее собственная стратегия оказалась одной из наиболее результативных.

Наконец, седьмая тенденция – это поли­тизация экологии. Наступает эра, в которой сфера политического прирастает новым измерением. Сила и потенциал каждой страны начинают восприниматься через экологи­ческую призму. Экологический потенциал, способность страны к устойчивому эколо­гическому развитию становится одним из важных компонентов ее мощи. В новом контексте по-новому начинают звучать те­зисы об энергетическом лидерстве России. Продовольственный экспорт как один из инструментов российской внешней политики начинает приобретать все большее значение в силу обостряющейся конкуренции на ми­ровых продовольственных рынках. Все эти факторы, взятые в совокупности, пока не об­разуют четкой структуры национального по­тенциала в сфере экологии, но очевидно, что 2020 год будет периодом, когда именно это измерение мощи кристаллизуется в отдель­ную категорию.

Тренды 2020 года сильно отличаются от трендов 2000-х или 2010-х годов. Скорость перемен в мире не спадает. Но есть почва и для оптимизма. Страны уже не стоят на по­роге катастрофического конфликта. В мире все больше сытых людей, которые хотят жить долго и безопасно, а значит конкуренция ве­дущих держав между собой будет обретать более мягкие и нефронтальные формы.

Соавторы прогноза: Сергей Маркедонов, Алексей Токарев, Адлан Маргоев