На прошедшей неделе через российско-американские отношения и три европейские страны прокатился «ураган» дипломатической активности: 10 января состоялась внеочередная встреча в рамках диалога по стратегической стабильности в Женеве, 12 января – первое с июля 2019 года заседание Совета Россия-НАТО в Брюсселе и 13 января – специальное заседание постоянного совета ОБСЕ в Вене. В то время как и Россия, и США заявили в качестве перспективной цели необходимость повышения стабильности и предсказуемости в Европе, они существенно разошлись в определении условий, необходимых для достижения такой стабильности. Учитывая постоянно подчеркиваемый серьезный настрой двух стран, путь к примирению заявленных на этой неделе переговорных позиций может пролегать через эскалационную спираль взаимного давления, задел для постепенного наращивания которого был предусмотрительно оставлен обеими сторонами.
Хотя и Россия, и США назвали переговоры «прямыми» и «откровенными», а отношение друг друга «серьезным», судя по официальным заявлениям, говорили они в разных форматах, о разных вещах и с различным составом участников.
Во-первых, стороны разошлись в характеристике формата переговоров. Если Москва подчеркивала особый и фундаментальный характер встреч, от результатов которых будет зависеть прогресс по всем другим направлениям двусторонних отношений, то Вашингтон, хоть и с оговорками, попытался вписать произошедшее в существующий переговорный процесс, запущенный по результатам июньского саммита в Женеве. В частности, по словам представителей Госдепартамента, встреча в Женеве прошла в рамках диалога по стратегической стабильности и была названа «внеочередной» лишь потому, что не предполагала участия двух созданных рабочих групп и была «более сфокусирована на двусторонних элементах предложенных Россией договоров».
Во-вторых, разногласия проявились в характеристике повестки дня переговоров. По словам российской стороны, в центре дискуссий стоял вопрос «выработки правовых гарантий, исключающих продвижение НАТО на восток и размещение угрожающих оружейных систем в непосредственной близости от территории» России. При этом была подчеркнута необходимость «комплексного и всеобъемлющего» подхода, не по принципу «меню». США, в свою очередь, постарались максимально раздробить повестку дня и с самого начала отметили, что по некоторым пунктам возможны договоренности, в то время как другие заведомо неприемлемы. К первой категории возглавившая американскую делегацию заместитель госсекретаря Венди Шерман отнесла проблематику сокращения вооружений, повышения прозрачности военных учений, деконфлинктинг и другие «привычные» для диалога Россия-Запад вопросы. (Это, к слову, прямо противоречило оценке заместителя министра иностранных дел Сергея Рябкова, специально подчеркнувшего, что «сегодня мы вели разговор не о том, как дальше двигаться по тематике контроля над вооружениями»). Во вторую категорию тем, по которым компромисс невозможен, Шерман включила отказ НАТО от расширения и возвращение военного присутствия на позиции 1997 года, то есть ключевые требования российской стороны. При этом страны заняли противоположные позиции при определении причины и следствия текущих кризисов: если США поставили в центр переговоров вопрос деэскалации вокруг Украины, как предварительное условие для продолжения диалога, то Россия рассматривает решение украинского вопроса как результат общей договоренности по архитектуре европейской безопасности.
В-третьих, различными оказались и ожидания относительно срочности решения проблем. В то время как Москва настаивала на недопустимости затягивания переговоров, Вашингтон, сместив акцент в проблематике, поспешил заметить, что «переговоры по таким сложным темам как контроль над вооружениями невозможно завершить в течение нескольких дней и даже недель». Более того, объясняя важность переговоров не столько фундаментальностью заявки Москвы, сколько готовящимся нападением на Украину, США потребовали отвода войск «в бараки» (что вызвало недоумение даже среди американских журналистов), то есть снижения чрезвычайности и этого центрального, в риторике США, вопроса.
В-четвертых, по-разному стороны подошли к определению круга ключевых переговорщиков (stakeholders). Два проекта договоров, предложенные Россией, четко дают понять, что разговаривать Москва намерена, в первую очередь, с США, как в двустороннем формате, так и в качестве лидера НАТО. Вашингтон же не только при каждом удобном случае твердил, что не собирается решать «вопросы Европы без Европы» и «вопросы Украины без Украины», но и опубликовал статистику «консультаций» США с союзниками, а Шерман заметила, что на переговорах в формате Россия-НАТО Москве пришлось тридцать раз выслушать единую позицию Альянса.
Наконец, любопытны различия в переговорной тактике двух стран. Если разделить переговорную позицию на два компонента: (1) заявленные требования и (2) инструменты давления, которые будут использованы, если требования не будут выполнены, то США максимально четко сформулировали второе, при сомнительности первого, в то время как Россия сделала с точностью до наоборот. Ключевое (публичное) требование США заключалось в необходимости отказа от вторжения на Украину, угроза которого отрицается Москвой, не подтверждается самим Киевом, и существует преимущественно на страницах американских и европейских газет (хотя Джейк Салливан 13 января вскользь упомянул, что США в ближайшее время постараются предоставить сведения о готовящейся провокации со стороны Москвы). При этом ответ в случае такого гипотетического вторжения Вашингтон артикулировал предельно четко и изложил по пунктам в проекте появившегося на этой неделе (после визита на Капитолийский холм госсекретаря Энтони Блинкена) нового закона с масштабными санкциями.
Помимо этого, к рычагам давления Вашингтона можно отнести сертификацию «Северного потока-2» и членство в НАТО Швеции и Финляндии. В первом случае Блинкен несколько раз повторил, что газопровод, до тех пор пока по нему не идет газ, является инструментом давления на Москву, и, по словам Виктории Нуланд, США «работают с Германией и ЕС для замедления процесса завершения» сертификации. Вторая угроза появилась вскоре после разговора советника по национальной безопасности Джейка Салливана с «нордическими партнерами» и была представлена как возможное следствие реализации требования России «закрыть двери» НАТО.Москва, напротив, сделала максимально четкими свои требования, изложив их по пунктам в двух проектах договоров, и практически сразу предав их огласке. Однако таинственная угроза использовать «военно-технические» средства и целенаправленный отказ от ее конкретизации, хоть и подчеркивает серьезность намерений Москвы, оставляет широкое пространство для спекуляций.
При этом обе стороны предусмотрительно оставили задел для наращивания давления. Принятие законопроекта с санкциями является поэтапным процессом, каждый новый шаг которого будет увеличивать реальность угрозы и сопутствующие экономические потери для России. Туманность российских угроз представляет бесконечное пространство для увеличения давления, показательным примером чего стал озвученный 13 января отказ Сергея Рябкова «ни подтвердить, ни опровергнуть» возможность размещения российских вооружений на Американском континенте.
В целом, состоявшиеся на этой неделе встречи были только первым этапом, направленным на прояснение позиций. Теперь обе стороны отправляются на консультации и «углубленный анализ», результат которых еще не известен самим участникам переговоров, вступивших (используя выражение заместителя главы постоянного представительства РФ при ОБСЕ Максима Буякевича) в период «опасной неопределенности».
