Объявления о новых раундах в санкционной политике Европейского союза воспринимаются уже довольно дежурно и рутинно. И во многом рассмотрение и принятие новых пакетов действительно стало процессом ради процесса, движущимся по инерции. Это хорошо видно по словам и аргументам, которые используют бюрократы высшего уровня ЕС для описания происходящего.

В сущности, не очень важно, речи какого года смотреть и читать, — их содержание и в 2022, и в 2025 году приблизительно идентичное. С железом в голосе председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен вколачивает в потребителей утверждения о необходимости нести ответственность, о всевозможных «преступлениях», нарушениях, и о том, что за них надо платить. И, конечно, о том, что давление оказывается эффективным.

Уже столько раз эксперты разных уровней говорили, что эффективность политически мотивированных санкций должна в значительной степени определяться достижением политических целей, то есть изменением поведения тех, против кого они вводятся. Но фон дер Ляйен 19 сентября в своей речи вновь были неумолима: «Перегретая военная экономика России подходит к своему пределу». Любопытна аргументация, на основе которой она пришла к такому выводу: «Когда мы общаемся напрямую с партнерами, которые общаются с Россией, они говорят, что среди первых российских запросов — ослабление санкций».

То есть санкционные инструменты напрямую используются как следующий шаг ЕС в экономической войне, а их применение объясняется необходимостью принудить Россию «сесть за стол переговоров». Одновременно это объясняет, почему все ограничения нельзя принять разом, а каждый раз требуется прохождение через сложные политические и экономические процессы в попытке выработать взаимоприемлемое решение.

Во-вторых, указанные заявления наглядно показывают, что позиция и риторика ЕС не меняются. В целом то же можно сказать и об объявленном содержании нового пакета ограничений. Спектр затрагиваемых вопросов уже не слишком удивляет, потому что довольно хорошо знаком. Стоит ли поражаться тому, что под санкции должны попасть новые суда и очередные финансовые учреждения. Однако именно в предлагаемом содержании можно увидеть наиболее важные (прежде всего для ЕС) процессы.

Наибольшее внимание на себя обращает решение отказаться от импорта СПГ из России уже с 2027 года, а также решение снизить величину потолка цен на нефть. Мотивируется это тем, что российская экономика зависит от финансовых поступлений от экспорта углеводородов. Правда, в последние годы эта зависимость снизилась. СМИ утверждают, что решение ускорить отказ от импорта СПГ связано с критикой, которая звучала в адрес ЕС от Дональда Трампа. Дескать, ЕС не слишком переживает за дело урегулирования конфликта, если продолжает ввозить российские нефть и газ.

Отдельно в этом контексте стоит упомянуть и первые робкие попытки распространить санкционную риторику и регулирование за пределами юрисдикции ЕС (речь об экономических агентах КНР и Индии, которые помогают России обходить санкции). На самом деле для ЕС этот постепенный дрейф в сторону большей потенциальной экстерриториальности санкционных ограничений представляется весьма важным, ведь союз исторически выступал против подобного подхода в действиях санкций. Регламенты 2014 года содержали довольно четкую формулировку о том, что применение инструментария ограничено территорией союза. Однако в более поздних поправках можно найти элементы, которые можно трактовать как постепенное движение к появлению экстерриториальности в санкционном инструментарии ЕС. В данном случае также можно говорить о том, что постепенный дрейф в сторону от традиционного подхода происходит в угоду (и под давлением?) администрации США, для которой подобного рода понимание санкционных ограничений было характерно.

Но всё же многое пока говорит о том, что традиционный почерк ЕС в санкционном давлении не поменялся и вряд ли поменяется, ведь санкционный режим на то и представляет собой режим, что весьма устойчив. А с учетом инертного характера институциональной конструкции ЕС такая санкционная динамика вполне логична.

Впервые опубликовано «Известиями»: Егор Сергеев. «Санкционная инерция»